Добро пожаловать в ад — 2

Нога Эйтан, «Ха-Арец», 11.05.2007, часть 1

История молодой женщины, вышедшей замуж в религиозное поселение на оккупированных территориях.Продолжение. Начало здесь: https://perspecktiva.com/2018/12/13/добро-пожаловать-в-ад-1/

Все эти трусихи

31 августа 2002 года в Хар Браха проник террорист. Хани Лалум, измученная страхом, была дома одна. «Я услышала выстрелы. Зазвонил телефон. Это была сестра Игаля из Хеврона: «Запри дверь, — сказала она, — у вас в поселении террорист». Дверь была открыта, были открыты жалюзи, и я начала кричать. Я позвонила родителям и сказала, что я не могу этого вынести. Я звонила всем подряд в поселении, просила, чтобы пришли и забрали меня. Я умоляла, я унижалась, но никто не захотел выйти из дома и прийти ко мне. В конце концов я закрыла двери и окна, потому что поняла, что веду себя совершенно ненормально.

Спустя приблизительно пять часов в мою дверь постучал солдат. Я не открыла: «Как я могу знать, что ты – солдат, а не террорист?» — спросила я его. Солдат сказал, что вся история с террористом закончилась в течение 20 минут. Ни один человек из поселения, как оказалось, не потрудился сообщить мне, что все уже позади. В том числе мой муж – когда он узнал, что инцидент исчерпан, он пошел себе мыть свой амбуланс.

— А между женщинами была солидарность?

— На самом деле, имели место встречи всех трусих. Были и другие женщины, мужья которых учились в бейт-мидраш до поздней ночи, и иногда они приходили ко мне и сидели до тех пор, пока их мужья не возвращались с оружием и не разводили их по домам. Было ясно, что мы боимся, что мы собираемся, чтобы не оставаться одним, но об этом никогда не говорилось вслух. Было чувство, что, если ты боишься, значит, с тобой что-то не в порядке. Настоящая поселенка должна быть собранной и хладнокровной. Хладнокровие – это одно из самых почитаемых в поселениях качеств.

Страх замалчивался всеми способами. Мои страхи стал даже темой пуримшпиля: я приносила поднос с печеньем и напитками солдату, который на самом деле был куклой. Комиссия по культуре даже попросила меня саму представлять себя в пуримшпиле, но я не была в состоянии шутить над этим.

Через неделю после истории с террористом в Хар Браха я повстречалась с одной женщиной – ее муж был последователем рабби Меламеда номер один. Она спросила меня, как я себя чувствую, и я рассказала ей, как тяжело было мне быть одной, без мужа, в ту ночь, когда в поселение проник террорист.

«Через месяц, в Рош Ашана, Игаль вернулся из синагоги мрачнее тучи и сказал, что рабби Меламед хочет знать, извинилась ли я перед ним. «За что?» — спросила я. «За то, что ты публично разговаривала о студенте ешивы».

— Ты считаешь, что это – систематическое, намеренное замалчивание?

— Да. Это – часть делегитимизации всего, что противоречит заповеди жить в Хар Браха охотно и с радостью. Они придумали идеальный образ женщины, для которой очевидно: Хар Браха – лучшее место для жизни. Женщина, достойная быть женой его (рабби Меламеда) ученика, исполнена рвения, готовности и желания отдать свою жизнь за землю, и не придерживается в душе никаких взглядов, которые бы противоречили коллективной идеологии.

Я думаю, еще тяжелее, чем страх перед террористами, были для меня подчиненность, самоотрицание и вмешательство в нашу личную жизнь. А может быть, и не тяжелее – но это была еще одна острая проблема.

— Что ты имеешь в виду под «вмешательством в личную жизнь»?

— Раввин имел огромное влияние на решение денежных вопросов некоторых жителей поселения. Сразу после нашей свадьбы Игаль пожертвовал десятую часть подаренных нам денег на ешиву. Я спросила его, почему только на ешиву? Он сказал, что это – самое благородное проявление благотворительности. На праздник Симхат Тора организуется сбор денег для нужд поселения. Общественное давление огромно – от людей требуют жертвовать большие суммы, назначенные раввином. Он распоряжается, сколько денег должна дать та или иная семья: одним говорит — вы пожертвуете 5000 шекелей, другим – а с вас 3000. В одном году он даже сказал моему мужу, что мы должны дать 10 000 – 5000 от нас и столько же – от наших родителей. Я помню, что я спрашивала себя – как это возможно, заставлять нас обязываться от имени наших семей, которые даже не присутствовали там.

Люди не из поселения, которые приезжали к нам справлять праздники, бывали поражены суммами. Однажды на празднике Симхат Тора кто-то из поселенцев сказал мне, что, наверное, было бы лучше, если бы посторонние не приезжали к нам на праздники, потому что они не понимают наших обычаев.

Рабби Меламед оказывал сильное давление на поселенцев, побуждая их купить в поселении дом. Нам он тоже сказал купить там дом. Я вначале была против того, чтобы вкладывать деньги в место, где я не хочу оставаться, но Игаль сказал, что, учитывая государственные субсидии, это будет стоить гроши. И мы купили дом.

Рабби Меламед также по-особому относился к армии и солдатам. Есть поселения, где так заведено, что женщины готовят для солдат еду, стирают их белье, дают им почувствовать себя дома. Но рабби Меламед сказал, что мы не должны кормить солдат, что это – забота армии, что они не делают нам никакого одолжения, охраняя наше поселение.

(Председатель секретариата Хар Браха Йони Хаисраэли написал в ответ: «Мы гордимся тем, что мы поселение Торы, с ешивой в центре, и что раввин у нас не служит простым «украшением» но является очень влиятельным духовным лидером общины. Заявление, что наши семьи равнодушно относятся к солдатам Армии Обороны Израиля – ложь и клевета. Нужно отметить, что все жители поселения проходят армейскую службу. Правда, что наши призывники и резервисты отказались принимать участие в изгнании – то есть в эвакуации поселений – но, несмотря на боль, они продолжают ходить на сборы (милуим). Более того – даже в тяжелые дни после изгнания, когда многие были в гневе на армию и на солдат, жители продолжали принимать у себя солдат, когда те этого хотели, и это – согласно распоряжению раввина. Сам раввин подал пример, принимая у себя солдат.

В добавлению к этому, мы бы хотели заявить – говорится далее в письме Хаисраэли – что Игаль Лалум, в качестве бывшего военного фельдшера, является одним из тех, кто несет наибольшую нагрузку в деле спасения жизней в нашем районе. В качестве водителя амбуланса, он оказывает первую помощи пострадавшим в автокатастрофах, как евреям, так и арабам. Но, к нашему сожалению, по совету раввина он оставил эту деятельности довольно надолго, потому что его жена боялась оставаться одна дома».

Хани Лалум утверждает, что мотивы ее мужа состояли не только в этом: «Одной из главных причин, по которой Игаль прекратил добровольную службу на Скорой помощи, было то, что вызовы вынуждали его прерывать изучение Торы. «И вдобавок еще лечить какого-нибудь араба», как он говорил.

»Огромная ошибка»

Время от времени, в течение интервью, Хани прерывает свою речь. Она на мгновение замирает, а затем признается, что, хотя она и оставила Хар Браха – поселение не оставило ее. Затем она испускает глубокий вздох и продолжает:

«Я никогда не забуду моей последней встречи с рабби Меламедом. Я пошла к нему вместе с мужем и сказала ему, что я не могу больше вынести жизни в поселении. Я сказала, что мой страх растет, что я провожу долгие ночные часы одна, а мой муж не выказывает сочувствия. Рабби ответил: «Я уже говорил тебе, что, если ты хочешь, чтобы муж тебя уважал, ты должна выполнять его волю, как сказано: «Насколько добродетельна жена, исполняющая волю мужа!»

Во время этой беседы я стояла на своем. Я сказала, что я веду себя достойно и скромно, и нет никакой причины не выказывать мне уважения и понимания. Раввин сказал мне, что этого недостаточно, что я должна также выполнять волю мужа – например, если муж хочет, чтобы я одевалась как поселенка – я должна одеваться как поселенка. Когда я стала настаивать на том, что это не способ достичь уважения и понимания, раввин заключил, что я страдаю от депрессии, и послал меня к психиатру.

— Ты выполнила его приказ?

— Я ожидала от моего мужа, что скажет раввину, что я совершенно здорова – в конце концов, мы оба знаем, что я приехала в Хар Браха здоровой, жизнерадостной женщиной, — но муж быстро договорился о встрече с психиатром и пошел вместе со мной. Он сказал психиатру, что я нездорова, что мое восприятие реальности искажено. Психиатр беседовал с нами около пяти часов, а затем сказал Игалю: «В действительности ваша жена – очень сильный человек, способный выжить в невыносимой ситуации. Она просто-напросто боится, и ее нельзя оставлять дома одну».

В своем заключении он написал, что я страдаю от посттравматического синдрома, что я годами жила в стрессовой ситуации, в сильном страхе, и что мы должны взвесить уход из поселения. Когда мы приехали назад в Хар Браха, я чувствовала огромное облегчение: мое естественное чувство по отношению к этому месту – страх – было признано легитимным. Я надеялась, что сейчас и Игаль с раввином признают этот мой страх. Не болезнь – страх. Боже Всемогущий, чувства и эмоции – тоже Твое творение».

— И ты получила признание со стороны Игаля и раввина?

— Совершенно никакого. На следующий день Игаль вернулся с субботней молитвы в очень мрачном настроении. Когда он приходил домой таким угрюмым, это означало, что он опять беседовал обо мне с раввином. Он сказал, что раввин хочет, чтобы я пошла к другому психиатру, который смог бы поставить другой диагноз и выписать мне соответствующее лекарство.

Решение навсегда оставить поселение тоже приняли за нее другие. Когда она настояла на своем праве отдохнуть некоторое время в доме своих родителей, она к своему изумлению обнаружила, что уже назавтра ее стали считать «непокорной женой».

Сегодня Хани Лалум чувствует себя нежеланной в поселении. «Когда я осознала, что они начали разводить меня с мужем, я вернулась в Хар Браха взять одежду и другие вещи. Когда я приехала, Игаль начал звонить разным людям. Он говорил своим друзьям из бейт-мидраш, что он в затруднительном положении, и просил бросить все дела и прийти ему на помощь. Пришло более 15 человек – его товарищей по ешиве. Он вынул коробочку с таблетками и сказал всем собравшимся: «Смотрите, она принимает таблетки. Я женился на душевнобольной. Я сделал огромную ошибку». Никто не остановил его; они стояли и наблюдали за сценой.

Я старалась не заплакать, не показать, что я изнемогаю. Я позвонила рабби Меламеду и сказала ему: «Это твой ученик. Скажи ему, чтобы дал мне забрать кое-что из одежды, и отпустил бы меня». Он ответил: «Я не вмешиваюсь в ваши дела».

«Но послать меня к психиатру – это вы могли сделать? И объявить меня «непокорной» — тоже могли? – спросила я его. И услышала гудки в трубке. Игалю, его друзьям и его раввину стоило бы понять, что борьба со страхом, принятие на себя ответственности и совершение шагов, противоречащих принятому в обществе – это не болезнь, а проявление просвещенности, прогрессивности и смелости.

Продолжение: https://perspecktiva.com/2018/12/13/добро-пожаловать-в-ад-3/